Последний соблазн - Страница 106

К оглавлению

106

— Более того: свидетельство этого коллеги доказывает, что мы на правильном пути.

Тони услышал радостные ноты в голосе Петры.

— Что вы имеете в виду?

— Коллега вспомнил фамилию, которой представился журналист. — Она выжидающе помолчала.

— И?..

— Хохенштейн.

— Вы шутите!

Однако он уже знал, что это не шутка.

— Коллега вспомнил, потому что это не совсем обычная фамилия, ну и, конечно же, потому, что она о многом говорит психологам-экспериментаторам в Германии.

— Еще бы. Во всяком случае, ясно, что я ловлю рыбку в правильном месте.

— Счастливой рыбной ловли. Поговорим позже.

Тони положил трубку и подошел к окну.

Доктор Вертхеймер была права. Такую обстановочку не пропишешь человеку со склонностью к депрессии, подумал Тони и представил, каково было тут, за высокими стенами, несчастным детям, которых ждали смерть или пытки. Наверное, среди них были умственно неполноценные, и они не осознавали, где находятся и что у них впереди. Но другие, попавшие сюда из-за предполагаемого антисоциального поведения или мелких физических недостатков, страдали невыносимо. Оторвать от родителей, бросить сюда значило травмировать даже самых уравновешенных детей. А если они уже были как-то травмированы, то это сразу становилось катастрофой.

Его размышления прервала доктор Вертхеймер.

— Материалы для вас сейчас печатаются, — сказала она. — Это списки с именами и адресами, а во многих случаях есть и короткое описание так называемого лечения, которому подвергались дети.

— Поразительно, что они сохранились.

Она пожала плечами:

— Да нет. Им в голову не приходило, что настанет время, когда их призовут к ответу. Идея падения Третьего рейха казалась абсолютно нереальной тем, кто был частью системы. Когда же они осознали, что пришел конец, то им некогда было думать о чем-то, кроме собственного выживания. А вскоре стало ясно, что виноватых слишком много, так что наказание понесла лишь самая верхушка. Мы начали создавать архив в первой половине восьмидесятых годов, а после объединения Германии смогли проследить судьбы многих стариков и на Востоке. Я рада, что так получилось. Мы не должны забывать, что творилось когда-то.

— А что сталось с этими детьми? — спросил Тони.

У доктора Вертхеймер сразу потускнели глаза.

— С теми, кто выжил?.. Они были вроде лабораторных крыс. Многих держали тут, в так называемых спальнях. Служащие называли этот подвал подводной лодкой. Нет естественного света, нет дня и ночи. Они экспериментировали, отказывая детям в сне, меняя продолжительность сна и бодрствования. Давали детям поспать три часа, а потом будили их и говорили: «Уже утро. Пора завтракать». Через два часа устраивали обед, еще через два часа — ужин. Потом объявляли, что наступила ночь и пора выключать свет. Или, наоборот, растягивали дневную часть суток.

— И это называлось научными исследованиями? — спросил Тони, не в силах сдержать отвращение. Его всегда мучил вопрос, как люди его профессии могли нарушить данную ими клятву всегда оказывать помощь тем, кто им доверился. В этом деле серийного убийцы было что-то глубоко личное, словно восставали из прошлого кошмары, творцами которых были мужчины и женщины, в какой-то момент поверившие в терапевтический эффект своей работы. То, что они с такой легкостью предали идеал, вызывало ужас, потому что свидетельствовало об эфемерности цивилизационных ценностей.

— Да, называлось исследованиями, — печально подтвердила доктор Вертхеймер. — Считалось, что это снабдит генералов знаниями о пределах возможностей их солдат. Конечно же, практических результатов все это не дало. Было просто издевательство над слабыми. Врачи потакали собственным причудам, проверяли собственные представления о разрушении личности. У нас тут была водяная пыточная камера, где проводились невыразимо жестокие эксперименты как над плотью, так и над душой.

— Пытки водой? — заинтересовался Тони.

— Не только у нас такое было. В тюрьме Хоэншёнхаузен тоже пытали водой, но взрослых людей. Здесь же опыты ставились на детях, именно опыты, потому что не было речи о наказании или допросе.

— Они насильно вливали воду в горло? — спросил Тони.

Доктор Вертхеймер хмуро смотрела в пол:

— Да. Проводили несколько серий экспериментов, чтобы проверить физическую сопротивляемость. Конечно, многие дети не выдерживали и умирали. Надо ведь совсем немного воды, чтобы умертвить ребенка, если лить воду в дыхательное горло. — Она покачала головой, словно отгоняя страшные видения. — Проводились тут и психологические эксперименты с водой. Я не знаю подробностей, но они есть в документах.

— Вы можете их найти для меня?

— Боюсь, что не сегодня, но я попрошу кого-нибудь из сотрудников. — Прежде чем Тони успел ответить, пришел факс. Доктор Вертхеймер пересекла комнату и прочитала его. — Похоже, ваша коллега добилась своего, — сказала она. — Чтобы распечатать все, потребуется время. Не хотите пока осмотреть замок?

Тони отрицательно покачал головой:

— Сейчас мне не до туристских впечатлений.

Доктор Вертхеймер кивнула:

— Я понимаю. В главном дворе у нас кафетерий. Может быть, подождете там, пока все сделают?

Спустя три часа Тони ехал обратно, и рядом на сиденье лежал пухлый конверт, в котором были копии документов. Ему не очень хотелось читать их. Однако, если немного повезет, они могли чуть-чуть приблизить его к убийце.

*

Ветер трепал волосы Кэрол и очищал ее легкие от затхлого городского воздуха. Ей было легко представить, с какой готовностью Кэролин Джексон отдалась бы весенним солнечным днем удовольствию быстрой езды на БМВ с открытым верхом. А какой женщине это не понравится? Кэрол наслаждалась быстрой ездой по автобану, какой не могла бы позволить себе в Британии, однако в ее наслаждении не было полной искренности. Кэрол перевоплотилась в Кэролин, однако ей было известно, кто кого контролирует.

106