Последний соблазн - Страница 23

Дед тоже заметил происшедшие с ним перемены. Трудно представить, как можно было стать еще более жестоким, но старик воспринял взросление внука как вызов и не нашел ничего лучшего, как придумать для него новые унижения. Его жестокость перешла на другой уровень, когда однажды утром в Гамбурге с треском лопнул трос. Виноватых не было, но старик решил, что должен на ком-нибудь отыграться.

Когда они вернулись домой, он приказал мальчику раздеться, и тот, весь дрожа, стоял в кухне, не зная, что его ждет, пока старик из ванной осыпал его руганью и оскорблениями. Вернулся он с острой опасной бритвой, которая сверкала, как серебряная, в предвечерних сумерках. От ужаса у внука желчь подступила к горлу. В уверенности, что старик решил его кастрировать, он бросился на него с кулаками, отчаянно стараясь вырваться и убежать.

Мальчик даже не заметил, как старик поднял руку и ударил его кулаком по голове, словно молотком. Он лишь почувствовал острую боль, а потом у него почернело в глазах. Когда он пришел в себя, вокруг было темно. С его щеки на пол стекала рвота, и еще болело внизу живота, отчего он испугался так, что даже не обратил внимания на глухую боль в голове. Довольно долго он пролежал, свернувшись комочком, на холодном линолеуме, не позволяя себе пошевелиться и протянуть руку, чтобы не убедиться в самом страшном.

Понемногу он осмелел. Медленно и осторожно он провел пальцами по животу, поначалу не чувствуя ничего, кроме холодной гладкой кожи. Потом сразу над лобковой костью ощущения изменились, и от острой боли он едва не застонал. Стиснув зубы, он привстал на локте. В темноте трудно было что-нибудь разглядеть, тогда он решил рискнуть и зажечь свет. Это могло закончиться плохо, однако ему непременно нужно было знать, что старик сделал с ним.

Едва не крича от боли, с какой ему давалось каждое движение, он встал на колени и так постоял, пока не отошла подступившая к горлу тошнота. Ухватившись за стол, он поднялся на ноги и сделал несколько шагов к выключателю. Он прислонился к стене и дрожащим пальцем нажал на кнопку. Сумеречный свет наполнил кухню, и мальчик, собравшись с силами, посмотрел вниз.

Вокруг гениталиев была одна большая кровоточащая ссадина. Ни осталось ни одного волоска, а заодно был удален и верхний слой кожи. Капельки крови виднелись там, где бритва заходила чуть глубже. Страшное жжение отдавалось в паху. Старик не просто сбрил волосы, он освежевал его. Таким образом он сказал внуку, чтобы тот и думать забыл о себе как о мужчине. Именно тогда, накрытый черной волной презрения к себе, мальчик себя и возненавидел.

Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что панический бунт стал поворотным пунктом в его взаимоотношениях с дедом. С тех пор старик стал меньше мучить внука. Он даже держался на расстоянии, полагаясь на окрик, который все еще заставлял мальчишку дрожать и слабеть. Мальчик подумывал о бегстве. Но куда бежать? Он не знал другого мира, кроме «Вильгельмины Розен», и боялся, что не выживет за его пределами. В конце концов, достигнув двадцати лет, он сообразил, что есть другой путь к обретению свободы. Для этого потребовалось много времени, но победа осталась за ним.

Однако этой победы ему оказалось недостаточно. Требовалось что-то еще, что не давало ему покоя еще до откровений Генриха Гольца за кружкой пива. Правда, это Гольц подсказал ему, как вернуть свое. Он помог ему стать мужчиной.

Взяв один из кувшинов, мужчина крутанул его, наблюдая за медленным danse macabre внутри. И с улыбкой расстегнул штаны.

*

Тадеуш Радецкий был слишком умен, чтобы оставаться только гангстером. Он построил легитимную сеть пунктов проката видеофильмов, и она приносила ему существенный доход, который вполне удовлетворял налоговые органы, а заодно позволяла отмывать «грязные» деньги. Если бы конкуренты имели возможность заглянуть в его бухгалтерские книги, они бы подивились, какую высокую цену он установил за каждый фильм, и, не исключено, разогнали бы своих работников. Но такое, конечно же, было невозможно. Тадеуш позаботился о том, чтобы его легальный бизнес был безупречен. Забегаловки на темных улицах с контрафактными фильмами, тем более приторговывающие наркотиками, были не для него. Наверное, на складах случалось всякое, однако к этому Тадеуш Радецкий официально не имел никакого отношения.

В этот день Тадеуш посетил свой головной магазин в самом начале Курфюрстендамм, где продавали видеокассет и дисков не меньше, чем давали напрокат. Он решил взглянуть на новшества, которые предложили самые продвинутые дизайнеры, и был поражен результатами. Чистые линии, приглушенный свет и бар с кофе посреди торгового зала создавали идеальную обстановку для выбора и покупки товара.

Совершив экскурсию по магазину, Тадеуш позволил менеджеру увести его в кабинет, чтобы выпить там бокал вина в честь удачного ведения дела. Как раз в это время по телевизору показывали новости. Журналист стоял на улице, в которой Тадеуш мгновенно узнал Фризенштрассе в Кройцберге. За его спиной было видно пятиэтажное здание изолятора временного содержания. Естественно, самому Тадеушу не приходилось там бывать, просто на этой улице он обычно покупал детективы в специализированном книжном магазине.

Журналист беззвучно открывал рот, и его сосредоточенное лицо говорило о серьезности того, о чем он сообщал замершему в ожидании миру. Потом картинка сменилась, и на экране возникла любительская запись того, как два офицера полиции вытаскивают некоего человека из машины и тащат по направлению к тяжелой серой двери. Неожиданно из-под перегородки, ограничивающей въезд машинам, вынырнула женщина. Стража была захвачена врасплох, а женщина бежала следом на преступником, чем-то размахивая на ходу. Остановилась в паре ярдов от него, и тотчас его голова будто лопнула, как перезрелый арбуз, и все вокруг оказалось в красных пятнах. Почему-то на ум пришел брызнувший на кухонный стол соус для спагетти. Полицейские отшатнулись от своего пленника, когда он стал падать на асфальт. Они тоже попадали, оборачиваясь бледными лицами к женщине. Даже при такой некачественной съемке был виден ужас в их глазах.