Словно отражение его внутреннего покоя, пришла новость об открытии реки. Завтра он сможет возобновить работу. Просмотрев все газеты, облазив Интернет, он убедился, что никто не догадался о пересечении им границ, тем более об убийстве в Нидерландах. И он поверил, что его будущие жертвы не подозревают о нависшей над ними опасности. Если бы он позволил себе думать иначе, это разъело бы его душу и сделало непригодным для выполнения миссии.
Когда стало известно, что жизнь возвращается в свою колею, он послал электронное сообщение своей следующей жертве и договорился о встрече. Ему следовало быть осторожным на случай, если полицейские вознамерились устроить ловушку, нарочно не сообщая прессе о смерти де Гроота. Сначала надо удостовериться, что нет засады. За три дня он окончательно решил, что постучится в дверь в Утрехте. Профессор Пауль Мюллер заплатит за то, что не имеет права делать с другими.
Он оперся о поручень, глядя, как трепещет вымпел на утреннем ветерке. Это был пятый вымпел после смерти деда — постоянное напоминание о его достижениях. Приятно было поразмышлять о том, что он сделает с Мюллером. От одной мысли об этом кровь быстрее бежала по его жилам. Вечером он сойдет на берег и, возбужденный фантазиями об Утрехте, найдет себе женщину. У него несомненный прогресс.
Кэрол смотрела в окно на набухшие красноватые почки. Она не знала, что это за дерево, да и не хотела знать. С нее было довольно и того, что, глядя на него, она успокаивалась. Время от времени врач-консультант о чем-то спрашивал ее, желая вызвать на беседу, однако игнорировать банальные вопросы оказалось не таким уж сложным делом.
Ей хотелось вернуть свою прежнюю жизнь. Ей хотелось оказаться там, где она была прежде, где предательство не было обыденностью и не использовалось одинаково бесцеремонно как теми людьми, которые провозглашали себя поборниками права, так и другими, знавшими, что идут по кривой дорожке. Ей хотелось оказаться там, где можно было бы забыть о том, что ее собственные союзники поступили с ней хуже, чем с ней поступили враги.
Радецкий изнасиловал ее. Однако это она могла пережить, потому что в каком-то смысле это был законный военный акт. Она сделала все возможное, чтобы погубить его, отлично зная, что противник мог нанести ответный удар.
Куда как хуже поступил ее союзник Морган. Он-то должен был проявить заботу о ней. По крайней мере, ничего от нее не утаивать. А он по холодному расчету подставил ее, как подставил Радецкого.
Теперь Кэрол знала, что Радецкий говорил правду, когда обвинял ее в заговоре, первой частью которого было убийство его возлюбленной. Она знала это, потому что в первое же свое утро в Гааге, сидя в комнате допросов, отказалась произнести хоть слово, пока Морган не ответит на ее вопросы.
Ни одной ночи после захвата Радецкого и его серба Кэрол не провела в Берлине. Морган сопровождал ее в больницу и стоял рядом, пока измученный врач занимался ее носом. Ему, правда, хватило ума уйти, когда ее обследовал гинеколог, сообщивший, что никаких серьезных увечий нет, несмотря на грубость насильника. Потом Морган настоял на том, чтобы Кэрол отдали под его опеку. У нее даже не нашлось сил спорить. Поджидавшая внизу машина доставила их в аэропорт, а частный самолет — в Гаагу.
После этого ее на сутки оставили в покое в тихой комнате, находившейся в рабочем комплексе Европола, и уединение Кэрол нарушал лишь немногословный, к счастью, врач, который время от времени проверял, не страдает ли она от последствий сотрясения мозга. На следующее утро появился Гэндл и сообщил, что ее ждет Морган. Кэрол заявила, что никуда не пойдет, пока не примет душ и не переоденется. И только после этого явилась к начальству.
Морган встал и расплылся в улыбке:
— Как вы себя чувствуете, Кэрол? Не могу выразить, как я сожалею, что все так случилось.
Кэрол проигнорировала протянутую руку и, ничего не говоря, села напротив него.
— Понимаю, как это ужасно для вас. Требуйте всего что угодно, мы все сделаем. Мы уже нашли вам психолога, и мы в любую минуту можем прерваться, как только вы почувствуете усталость.
Морган сел, никоим образом не смутившись явной грубостью Кэрол.
Кэрол продолжала молчать, не сводя с Моргана прямого холодного взгляда серых глаз, все еще окруженных багровыми гематомами.
«Пусть мое лицо будет ему укором», — думала Кэрол.
— Мы должны детально изучить ваши рапорты. Но сначала, боюсь, мне необходимо спросить, что случилось между вами и Радецким в самом конце. Вы не возражаете?
Кэрол покачала головой:
— Сначала я задам вам вопросы.
На лице Моргана отразилось удивление.
— Что ж, начинайте, Кэрол.
— Вы убили Катерину Баслер?
У Моргана округлились глаза, хотя во всем остальном он оставался прежним.
— Не знаю, с чего бы это пришло вам на ум.
— Мотоцикл, ставший причиной дорожного происшествия, приписан к вашему отделу, — бесстрастно произнесла Кэрол. — Радецкому об этом известно. И не надо большого ума, чтобы сделать следующий шаг, который приводит к вам.
Морган постарался изобразить снисходительную усмешку:
— Это не имеет отношения к произошедшему той ночью. Почему бы нам не сконцентрировать свое внимание на этом?
— Ничего не получится. Я не скажу ничего, пока вы не ответите на мои вопросы. Если же предпочитаете не отвечать, то я собираюсь задавать их, пока не ответит кто-нибудь другой.
Морган понял, что так и будет.
— Радецкий — это раковая опухоль, расползавшаяся по всей Европе. Когда такую опухоль обнаруживают, ее удаляют. Иногда приходится жертвовать здоровыми тканями.